Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
В окуляр далеко видно. Бойцы залегают то тут, то там. Волны немецких танков катятся одна за другой, сдерживая напор наших бойцов и заставляя их зарываться в землю.
Адъютант докладывает:
— На правом фланге остановились…
— Прикажите командиру ввести в бой второй эшелон.
Звонит телефон.
Штабной офицер, выслушав донесение, докладывает:
— Товарищ командующий!.. В центре — заминка.
Лицо Жукова покрывают мелкие капли пота. Он сдвигает фуражку на затылок, распахивает шинель.
— Как у соседей? — спрашивает он коротко.
Штабной офицер так же коротко отвечает:
— Первый Украинский фронт продвигается согласно плану. Второй Белорусский начинает форсирование Одера.
Жуков вынимает часы, глядит на них, точно изучая:
— Заминка уже на добрый час… Пошлите танковый полк в центр прорыва… Срочно!.. Приказываю возобновить атаки! Пленные что говорят?
А д ъ ю т а н т. Только что взяли в плен унтер-офицера танкиста Ганса Андерер… Говорит, Гитлер приказал обороняться до последнего, даже если американские танки будут у них за спиной…
Ж у к о в. Вот оно как!.. Американцев поджидают? Ага… Прикажите возобновить атаки на всем участке прорыва. А показания этого пленного немедленно сообщить Ставке.
Жуков снова приникает к окуляру стереотрубы.
Сталин в маршальском кителе у себя в кабинете перед огромной оперативной картой. Карандашом обведены линии Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов.
Антонов издали, стоя около телефона, говорит:
— Это Зееловские высоты, товарищ Сталин. Получено сообщение от Жукова… Военнопленный унтер-офицер Ганс Андерер сообщает, что у них получен приказ Гитлера удерживать Одер при всех обстоятельствах, сражаясь до последнего. Мы, говорит он, должны не пускать русских в Берлин, даже когда американские танки будут у нас за спиной.
С т а л и н. Кто сообщает? Унтер-офицер? Нашли тоже авторитетный источник! Трудности наступления Первого Белорусского фронта нам и без того понятны. Сообщите Жукову — не придавать значения показаниям пленного унтер-офицера. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между союзниками. Эту паутину надо разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать. (Рассматривает карту). Сообщите Рокоссовскому: не позднее двадцать четвертого апреля главными силами развивать наступление на юго-запад, нанося удар в обход Берлина с севера с целью прикрытия войск Жукова с северо-запада. Соедините меня с Коневым.
Антонов уходит. Звонок телефона.
Сталин берет трубку:
— Товарищ Конев? Здравствуйте. У Жукова дело идет туго. Поверните танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф, в обход Берлина с юга, как было договорено в Ставке. Ваши войска должны соединиться с войсками Жукова в районе Потсдама и создать кольцо окружения вокруг Берлина. Всего наилучшего.
Сталин кладет телефонную трубку, закуривает, думает, решительно говорит:
— С Берлином скоро будет покончено.
Берлин горит. Горят целые кварталы. Горят парки. Горит и лагерь для военнопленных, расположенный вокруг большого завода. Во дворе жмутся под охраной эсэсовцев пленные. Среди них Наташа, американец Смит в пилотке, англичанин Джонсон в берете, француз, чех…
Звук сирены разносится по заводскому двору.
На заводе бьют тревогу.
Немцы в панике.
С м и т. Это, должно быть, летят русские. Наши никогда не бомбили этот завод.
Д ж о н с о н. Наши тоже.
Н а т а ш а. Господин Жижка… Товарищ Пашич… Наши!.. Слышу по звуку… Смотрите, смотрите… Заходят… Пусть бомбят! Пусть ничего не останется от этого проклятого лагеря! Ура!..
Эсэсовский офицер выскакивает во двор к телефону:
— Алло! Не успели эвакуировать. Загнать всех пленных обратно в лагерь и уничтожить? Хайль!..
Эсэсовские офицеры и охрана, избивая пленных прикладами, кнутами, загоняют их обратно в лагерь. Крики заключенных, лай собак, вопли раненых, автоматные очереди. Падают расстрелянные. Все меньше и меньше остается живых.
Наташа, выступив вперед, кричит:
— Друзья мои! Друзья мои! Настал час! Не будем ждать смерти. Идем на них!
Призыв Наташи подхватывают заключенные. Один из них, бросаясь на немцев, кричит:
— Вперед! Итальянец Эмилио, за мной!
— Вперед!
— Не стрелять! Я американец! Вы с ума сошли. Я американец! — в исступлении кричит пожилой человек в форме американской армии и, обращаясь к человеку в берете, говорит: — Джонсон, скажите им.
— Я не умею разговаривать со зверями.
Крики расстреливаемых, очереди автоматов, лай собак.
Между тем советские танки с всем идут вперед. Вместе с танками бегут советские бойцы. Группа бойцов подбегает к лагерным воротам.
Со сторожевой вышки эсэсовец открывает стрельбу. Падают бойцы.
Один из бойцов дает очередь из автомата по охраннику и подбегает к лагерным воротам. Это Иванов.
Алексей слышит крики, автоматные очереди за стеной. Ему показалось, что он слышит голос Наташи. Схватившись за решетку, он хочет сломать ее.
— Наташа! Наташа! По-моему, там Наташа! — кричит он в исступлении Юсупову и Зайченко.
Кто-то кричит:
— Наши танки!
Танк врезается в лагерные ворота и прорывается внутрь лагеря. Бойцы бегут за ним.
Разбегаются немецкие охранники. Оставшиеся в живых заключенные бросаются с радостными криками к советским бойцам. Плача от радости, они обнимают их и целуют.
Русская девушка Катя, плача, кричит:
— Наши танки! Наташа! Наташа!
И Наташа, обессилевшая от напряженной борьбы, падает без сознания на руки Кати.
Измученные люди, ожидавшие смерти, обнимают и целуют наших бойцов.
Болгарин запевает:
Шуми, Марица, окровавлена…
Чех громко запел свой гимн. Итальянец распахнул куртку и заплясал от радости.
Звуки гарибальдийского гимна влились в общий напев, в котором слышатся «Интернационал», «Марсельеза», Гимн Советского Союза.
Обнимают Иванова, качают Юсупова, целуют Зайченко.
Наташа почти рядом с Алексеем, но в общей сутолоке не видит его. Схватив ломы и железные прутья, пленные рука об руку с освободившими их бойцами выходят на горящую улицу, в огонь и грохот рукопашной схватки.
Гимн Советского Союза вобрал в себя все напевы и победоносно гремит, все ширясь, все усиливаясь.
Возникает песня:
Услышал Сталин стон своих детей,
Своих солдат послал за нами.
И, жизни не щадя своей,
Они прошли сквозь пламя.
Братья, спасители, камрады,
Друже, товарищи солдаты!
Никогда не забудем мы вас,
Тех, кто нас и всю землю спас.
Товарищ Сталин нас от смерти спас.
Пришли товарищи родные.
Мы не забудем этот час
И подвиги России.
А Иванов ищет Наташу. Он осматривает убитых, раненых.
К нему подходят Зайченко и Юсупов.
— Нет, нет. И нигде ее нет. Ни среди мертвых, ни среди живых нет.
Горит Берлин. Огонь, дым, взрывы.
Мы видим Геббельса перед микрофоном, он исступленно произносит речь:
— На сегодня Берлин стоит. Стоит для всего западноевропейского мира. Стоит для Германии. К нам на помощь идут новые силы. Большевистское наступление должно быть разбито и будет разбито в Берлине!
Гитлер стоит в огромном кабинете. Гиммлер и Борман — позади. Руки Гитлера дрожат, голова сильно склонилась влево, глаза неестественно блестят, точно стеклянные.
На совещании присутствуют военные, Геринг, Геббельс. Генерал Кребс развернул на письменном столе карту военных действий.
— Мой фюрер, положение угрожающее: русские прорвали нашу оборону на Зееловских высотах, — говорит он без предисловий, — необходимо принятие экстраординарных мер…
— Вы, я вижу, полагаете, что война уже закончена? — иронически спрашивает его Гитлер. — Вы близоруки, Кребс. Никогда еще за всю войну обстановка не складывалась для нас столь благоприятно… — произносит он, глядя поверх голов.
Оглушительный грохот прерывает его. Задрожала люстра, с чернильницы свалилась крышка.
Наступило молчание.
Стопятидесятимиллиметровое орудие заряжено. Два артиллериста, его обслуживающие, падают ранеными.
Подбегают Иванов, Зайченко и Юсупов. Иванов дергает шнур. Выстрел.
Сильный удар потрясает здание рейхстага, и с потолка кабинета сыплется штукатурка.
Г е б б е л ь с. Пройдемте в бомбоубежище, мой фюрер!
Это не самое глубокое из подземных помещений. Оно обставлено весьма комфортабельно и красиво, освещено лампами, скрытыми в стенах.
Кребс снова раскладывает свою карту и начинает:
